Участник штурма дворца Амина в составе «мусульманского батальона» («мусбата») полковник Рустам-Ходжа Турсункулов

27 декабря 2019, 08:24
Фото: фото из архива Сергея Козлова
Текст: Сергей Козлов

Ровно сорок лет назад, 27 декабря 1979 года, произошло событие, ставшее одной из самых выдающихся страниц в истории спецподразделений СССР. Советский спецназ осуществил штурм и захват дворца афганского лидера Хафизуллы Амина, причем с минимальными потерями и при ожесточенном сопротивлении оборонявшихся.

О событиях тех лет газете ВЗГЛЯД рассказал непосредственный участник штурма дворца полковник Рустам-Ходжа Турсункулов. В то время лейтенант Турсункулов командовал одной из двух штурмовых групп «мусульманского батальона» («мусбата»), который сыграл в этой операции одну из основных ролей.

ВЗГЛЯД: Как и в связи с чем был сформирован так называемый мусбат?

Рустам-Ходжа Турсункулов: Отряд был сформирован по просьбе афганского правительства. Еще в марте 1978 года Нур Мохаммад Тараки обратился к Косыгину с просьбой: «…Хотим, чтобы к нам послали таджиков, узбеков, туркмен, чтобы они могли водить танки, как все эти народности… По опыту Ирана и Пакистана видно, что эту работу легко делать…»

Что бы сейчас ни говорили, но советское руководство, видимо, не очень торопилось пойти навстречу афганской стороне. Во всяком случае, лишь спустя год появилась Директива ГШ ВС СССР № 316/2/0061 от 26 апреля 1979 года: «…К 1 июня сформировать на базе ТуркВО отдельный отряд специального назначения и до 1 августа провести его подготовку для выполнения задач по охране объектов за пределами СССР.

…В начале августа с. г. после завершения подготовки направить в ДРА (аэродром Баграм) спецотряд ГРУ ГШ с целью использования в случае резкого обострения обстановки для охраны и обороны особо важных правительственных объектов».

ВЗГЛЯД: Как вы попали в эту необычную часть?

Р-Х. Турсункулов: Окончив десантное училище, я попал в один из полков ВДВ, который дислоцировался в г. Ош Киргизской ССР, где и служил до апреля 1979 года. Неожиданно я получил приказание прибыть в Чирчик для участия в формировании нового отряда. Позже я узнал, что капитан Стодеревский, принимавший участие в подборе командных кадров для отряда, прочитал заметку в окружной газете, где было написано, что я отличился на учениях, и рекомендовал меня. Само формирование держалось в секрете.

ФОТО: Мусульманский батальон во время занятий, 1979 год

Первое, что меня поразило по прибытии в новую часть, это ее национальный состав: таджики, узбеки, туркмены. Причем не только личный состав, но и офицеры и прапорщики. Единственным славянином был Василий Праута, который командовал «Шилками». Меня же направили в первую роту, где я принял первый взвод. Под моим командованием находилось 44 человека и четыре новеньких БТР-70.

ВЗГЛЯД: Как проходила подготовка? Ведь личный состав батальона был набран из линейных мотострелковых и бронетанковых частей, и вовсе не был подготовлен для подобного штурма.

Р-Х. Турсункулов: Я,честно говоря, даже не думал, что может быть так тяжело. Даже я, окончивший десантное училище, имевший спортивные разряды по бегу и самбо, и то выматывался к концу дня. Тактика спецназа имеет серьезные отличия от общевойсковой, и чтобы ее освоить, надо почувствовать ее душой, ощутить сбитыми в кровь ногами, натертыми плечами и осознать гудящей от напряжения головой.

Представьте себе переходы на 25-30 километров по жаре и местности, где воды, пригодной для питья просто нет. А еще большое количество кусачих насекомых, от которых ни днем ни ночью не было покоя.

Надо сказать, что все наши мучения и пролитый пот были не напрасны. Спустя семь месяцев из неуклюжих солдатиков наши подчиненные превратились в настоящих бойцов. Кроме того, бойцы в процессе подготовки овладевали двумя-тремя смежными воинскими специальностями. Мы должны были одновременно отрабатывать и обычную общевойсковую тактику действий мотострелковых подразделений, и тактико-специальную подготовку действий спецназа в условиях горно-пустынной местности.

ВЗГЛЯД: Есть данные, что вы еще в Союзе стали обнашивать форму афганской армии.

Р-Х. Турсункулов: Да, однажды на полигоне нам выдали диковинную форму одежды. Мы такой никогда не видели. Но покрасоваться в ней не удалось. После занятий мы ее опять сняли и сдали. Работали в ней только на занятиях. Чью форму мы носили, мы не знали.

Однако вскоре мы разными способами установили страну, где носят такую форму. Это был Афганистан.

ВЗГЛЯД: Как и когда батальон оказался в Афганистане?

Р-Х. Турсункулов: Наш отряд самолетами перебросили в Афганистан на аэродром Баграм. В капонирах аэродрома для нас были подготовлены палатки. Мы были одеты в форму одежды афганской армии и выдавали себя за ее военнослужащих, призванных из северных провинций. Чтобы не раскрыть легенду, нам было строго запрещено общаться с афганцами. Никаких документов у нас не было.

18 декабря 1979 года нас передислоцировали к дворцу Тадж-Бек, который находился на окраине Кабула. Поселили нас в недостроенных казармах без стекол. Спали на двухъярусных кроватях. Оконные проемы затянули плащ-палатками. Обогревались буржуйками. Ночи очень холодные, снежные. Только здесь мы по достоинству оценили тепло нашей формы одежды из верблюжьей шерсти, и тепло наших таких же одеял.

Честно говоря, от всего этого было как-то не по себе. Мечтал попасть в спецназ, а тут какая-то сторожевая служба… По крайней мере, именно так описывали нашу задачу командиры.

ВЗГЛЯД: А как выяснилось, что охрана дворца – только легенда, и придется решать другую задачу?

Р-Х. Турсункулов: 25 декабря, по приказу командира батальона майора Халбаева Х.Т., я прибыл к полковнику Колеснику В.В., который руководил операцией. С Колесником был не знакомый мне ранее человек, крепко сбитый и уже в годах. Я представился, как положено: «Лейтенант Турсункулов». В ответ оба лишь молча пожали мне руку. И если я Колесника знал по Чирчику, то кто был второй, даже не догадывался.

Мы вместе поднялись на позиции «Шилок» и прошли дальше по гребню в сторону дворца Тадж-Бек, откуда открылся прекрасный вид. Беседу начал Колесник. Сначала только он задавал мне вопросы. Спросил меня, что я знаю об охране дворца, цель и задачу моего взвода. После этого к разговору подключился и второй человек. Один из его вопросов был таким: «Лейтенант, представьте себе, что во дворце попытка переворота. Вам, в частности, со взводом на БТРах нужно добраться до него. Как думаете, как быстро вам удастся это сделать?». Я ответил: если не будет огневого противодействия, с учетом подготовки личного состава и машин, доберусь минут за 15-20.

Мне сказали, что таких условий обещать не могут, а времени, по моим расчетам, уходит слишком много. Тогда я возразил, что дорога делает поворот, и БТРы хорошо просматриваются из дворца. Если же учесть, что один из танков, вкопанных у дворца, имеет возможность простреливать ближайший к дворцу изгиб дороги, то проехать будет невозможно. Кроме того, я предположил, что если первая машина будет повреждена, то другие ее объехать не смогут, поскольку по сторонам от дороги установлены мины.

Вдруг мне сказали, что в назначенное время «Ч» мне предстоит не только пробиться к дворцу за значительно меньшее время, но и доставить к нему дополнительный десант. Я попытался возразить, что в батальоне есть более старшие командиры взводов. Тогда незнакомец обнял меня за плечи и сказал, что меня хвалил комбат и что я выпускник десантного училища, а вот ему пришлось воевать, не имея такой подготовки. Запомнились его слова: «Давай, сынок, не подведи! Надо будет доехать в максимально сжатое время. Если БТР будет мешать, его надо будет сбросить с дороги кормой. Довези моих ребят!».

От этого человека веяло такой силой, при этом глаза его светились теплотой, а уверенный, хорошо поставленный голос вселял уверенность. Из дальнейшей беседы я понял, что главная задача заключается не в охране дворца, в чем-то, что мне пока не известно.

ВЗГЛЯД: Что было в день штурма?

Р-Х. Турсункулов: 27 декабря неожиданно организовали баню. Выдали чистое белье. Примерно после обеда небольшую группу офицеров, в числе которой был и я, собрали на втором этаже. Здесь высокий худощавый человек, одетый в такую же форму, как и у нас, начал нам рассказывать о том, что происходит в Афганистане, о том, что Амин и его окружение устранило большое количество людей, рассказывал об охране дворца… Этот разговор длился долго. Точного содержания не помню, поскольку записи вести было запрещено.

ФОТО: Отряд СпН КГБ на фоне дворца Амина, 1979 год (фото: из архива Сергея Козлова)

Далее нам поставили задачи, а мы довели их до рядовых исполнителей. После доведения приказа увидел на лицах подчиненных полное непонимание, ведь здесь мы для охраны дворца! Я также поставил задачу изготовить белые нарукавные повязки из подручных материалов – бинтов, просто кусков белой материи. Также довел до всех пароль опознавания свой-чужой: «Миша» – «Яша». Сообщил, что в десантном отделении БТРов придется потесниться, поскольку в каждую машину сядут дополнительно пять-шесть человек десанта.

И обратил внимание, что основной нашей задачей является довести дополнительный десант до дворца, а потом никого не впускать и не выпускать без пароля и отзыва, а также без наличия белой повязки на рукаве.

ВЗГЛЯД: Как начался сам штурм?

Р-Х. Турсункулов: Около 18.00 27 декабря личный состав моего взвода и четыре БТР выстроились в линию. Рядом стояли БМП-1 третьей роты, которой командовал старший лейтенант В.С. Шарипов. Именно они должны были начать движение первыми.В 19.15 в небо взлетела ракета, и в наушниках прозвучал сигнал голосом «Шторм-333».

В это время я сидел над люком башни своего БТРа. БМП почему-то не трогались с места. И тогда в наушниках вновь прозвучала команда «Шторм-333»: Вперед! Вперед! – и далее несколько слов матом. Со стороны дворца послышался звук сильной стрельбы. Понимая, что делаю неправильно, я все же приказал механику-водителю «Вперед!» и выехал на узкую дорожку, ведущую к дворцу.

В тот же миг из дворца по нам был открыт ураганный огонь. Едва я вжался в проем люка, как несколько пуль попало в его основание и заклинило, а одна пуля сбила с меня каску. Механик-водитель тут же доложил, что разбит триплекс и он плохо видит дорогу. Поэтому я стал управлять его движением по переговорному устройству. В это время мой второй БТР подбили, и он перегородил дорогу. По радио я передал командиру 3-й машины столкнуть поврежденный БТР с дороги и освободить путь – что он и выполнил.

Наводчик бил из КПВТ по обнаруженным огневым точкам. В то же время скорость движения сильно замедлилась. Это потом мы увидели, что передние две пары колес БТРа были пробиты. Несмотря на это, мы постарались приблизиться как можно ближе к лестничному подъему во дворец, и здесь я скомандовал: «К машине!». Первым, под прицельным огнем, высадился дополнительный десант – группа «Зенит».

ВЗГЛЯД: Как в такой ситуации вам удалось остаться живыми?

Р-Х. Турсункулов: Возможно, в какой-то мере нас спас огонь «Шилок», которые прикрывали нас и били по дворцу не переставая.

ВЗГЛЯД: Как вы координировали свои действия с другими подразделениями?

Р-Х. Турсункулов: Связи не было, поскольку и носимые радиостанции были тоже повреждены. Со своим личным составом я организовал огневое противодействие. О судьбе личного состава второй и четвертой машин ничего не было известно. При этом, если второй БТР горел внизу, то четвертого вообще не было видно.

Из-за скалистого грунта я со своими бойцами не мог окопаться. Нам оставалось прижиматься к земле и к стенам и оттуда вести огонь, поддерживая действия группы «Зенит». Первая атака «зенитовцев» захлебнулась. Охрана сверху бросала гранаты. Тем не менее вторая попытка оказалась удачной. На нашем направлении во дворце начался пожар, и это позволило нам подойти к дворцу ближе, поскольку из-за пожара охрана отошла от его очагов.

Кругом кричали раненые. Я понимал, что задача срывается. На моем направлении вместо четырех машин действовало только две, судьба остальных моих ребят была неизвестна. Связи нет.

В это время я услышал крик: «Вставайте, мужики! На помощь!». Назвать это просто криком было бы не точно. Мне кажется, что это был крик души. И голос принадлежал человеку, который тогда был вместе с Колесником на рекогносцировке.

В этот момент мне будто в голову ударило. Точно помню, маму, папу увидел. Связи нет, задачи «зенитовцев» не знаю, во дворец приказано не заходить… Но понимаю, что надо что-то делать.

ВЗГЛЯД: Что в итоге вы предприняли?

Р-Х. Турсункулов: Если честно – заплакал от обиды. Умирать не хотелось, но этот крик продолжал стоять в ушах. Собрал пятерых своих солдат, которые еще не были ранены. Прижал их головы к своей и прокричал: «Ребята, я иду вперед! Нам надо во дворец – помочь тем, кто внутри. Их задание не знаю. Если я не добегу, идите вперед. Не забывайте про пароль и отзыв и помните про повязки».

Как добежал наверх, по лестнице, ведущей ко дворцу, не знаю. На полпути получил пулю, которая ударила в магазин, находившийся под одеждой. От удара дыхание словно бы остановилось, но ноги автоматически продолжали бежать. По ходу то ли кричал, то ли мычал, не помню. Назад не смотрел. Была какая-то дикая обреченность и какая-то злость, ненависть к тем, кто оборонялся внутри и стрелял в нас. Это сейчас, спустя десятки лет, понимаю, что эти люди выполняли свой долг и мужественно сопротивлялись напавшему на них противнику.

Как с ребятами пробились к дворцу, ума не приложу. «Шилки» продолжали бить, и от осколков гранита живого места на теле не было. Вдруг огонь «Шилок» прекратился, но откуда-то сверху и сбоку продолжалась стрельба.

ВЗГЛЯД: Как вы проникли во дворец?

Р-Х. Турсункулов: Мы с ребятами наткнулись на высокую массивную дверь с торца здания. Я приказал гранатометчику произвести выстрел в дверь. Граната пробила ее и взорвалась внутри. Тогда я приказал бить рядом с дверью и сделать пробой в стене.

ВЗГЛЯД: Что было дальше, в здании?

Р-Х. Турсункулов: Мы попали в коридор, в ушах грохот, где-то впереди стрельба, крики. Дальше все происходило, как будто в замедленной съемке. Я с двумя солдатами шел вдоль правой стены, еще двое шли вдоль левой и один замыкающий при этом смотрел в тыл, чтобы прикрыть наши спины. Точно помню, что пришло какое-то озлобленное ощущение, затмившее страх за свою жизнь. По коридору шли так, как много раз отрабатывали на занятиях, прикрывая друг друга. Открывали дверь, бросали внутрь гранату, после взрыва влетали внутрь, давали очереди по шкафам. Убедившись, что живых нет, двигались дальше. Когда в коридоре появлялись силуэты или нам в отблесках пламени казалось, что кто-то бежит, мы открывали огонь короткими очередями. Один из моих солдат был ранен, но остался прикрывать нас. Единственное, что я ему сказал: «Дождись! Сейчас будет помощь».

ВЗГЛЯД:Вам удалось обнаружить кого-то живым?

Р-Х. Турсункулов: Да, поднимаясь наверх, столкнулся с человеком, который целился в меня из пистолета. Нажал на курок. Выстрела нет. Патроны кончились. Смачно выругавшись, меняю магазин, передергиваю затвор и слышу: «Свои!». Вспоминаю пароль. Кричу: «Миша!». В ответ: «Рустам, не стреляй! Это я, Байхомбаев!».

С глаз будто пелена спала – передо мной Маруф Байхомбаев, сотрудник особого отдела. Мало того, он мой земляк, да еще к тому же он меня всячески опекал и оберегал и до своей женитьбы разрешал мне жить в его съемной квартире. Байхомбаев был меня старше как по возрасту, так и по воинскому званию, к тому же он был офицером особого отдела, поэтому я коротко доложил ему, как я здесь очутился, и спросил, какая будет дальнейшая задача? Маруф ответил, что надо найти «зенитовцев» и дальше выполнять то, что они прикажут.

Мы поднялись этажом выше – и тут, честно скажу, мне заметно полегчало, потому что мы наткнулись на ребят из «Грома» или из «Зенита», уже не помню. Байхомбаев крикнул: «Свои! Миша!» – и далее приказал мне с бойцами подниматься и защищать коридор, откуда велась стрельба.

ВЗГЛЯД: Иначе говоря, на этом штурм для вас закончился?

Р-Х. Турсункулов: Да. После выполнения задачи спустился вниз, на второй этаж. В одном из помещений увидел ребят то ли из «Грома», то ли из «Зенита». Они собирали бумаги из шкафов. Увидел снайперскую винтовку с оптикой и, не знаю почему, бросил себе на плечо. К этому времени во дворец вошли солдаты из роты Шарипова, и Байхомбаев приказал организовать охрану дворца.

ВЗГЛЯД: Штурм длился всего 43 минуты. Но ведь в итоге были и потери среди бойцов? Как это воспринималось?

Р-Х. Турсункулов: Да, был и горестный день, когда мы прощались с погибшими солдатами. Никто и не скрывал тогда слез, ведь это были слезы настоящих мужчин, которые недавно побывали у черты, за которой нет возврата назад. У нас не было цветов, чтобы положить их к телам погибших товарищей, и сами они лежали так, как их настигла смерть, без грима, небритые. Это было совсем не так, как было в Союзе, когда выдавали тела из морга. И их вид, и сознание того, что ты мог лежать с ними рядом, пробивало неприятным ознобом, леденило душу.

ВЗГЛЯД: Были ли пленные?

Р-Х. Турсункулов: Да, и всех пленных, включая женщин и детей, собрали в холле на первом этаже. Обратил внимание, что многие из гражданских выглядели ужасно, некоторые корчились от боли, но видимых ранений у них не было. Это спустя годы я узнал, что там были гости, приглашенные в тот злополучный для них вечер на прием к Амину. Пища была отравлена поваром, который был агентом КГБ.

До утра силами моего взвода и группы Владимира Шарипова была организована охрана дворца. Одновременно мы пытались оказать первую помощь как нашим раненым, так и пострадавшим афганцам. Осматривали помещения дворца в поисках укрывающихся там афганцев, тех из них, кто оказывал сопротивление, ликвидировали на месте. Найденную на этажах одежду и теплые вещи мы передавали женщинам и детям, поскольку было очень холодно. Окна были выбиты огнем и в помещениях гуляли сквозняки. И вообще казалось, что ветер дул одновременно отовсюду.

ВЗГЛЯД: Но ведь дворец охраняла бригада охраны численностью 2500 человек. Неужели больше не было сопротивления?

Р-Х. Турсункулов: Мы еще несколько раз попадали под обстрел.

Например, утром к дворцу поднялись наши руководители. Командир отряда Халбаев выслушал мой доклад и потом обнял. Видно было, что он плакал. А когда перед главным входом дворца собралась группа людей во главе с высоким худощавым человеком, который на рекогносцировке вместе с В.В. Колесником мне ставил задачу (позже я узнал, что это был генерал-майор Ю.И. Дроздов), по нам со стороны здания генерального штаба был открыт пулеметный огонь. Все бросились на землю, и лишь Дроздов прислонился к ближайшей колонне.

ФОТО: Полковник запаса Рустам-Ходжа Турсункулов не так давно вновь побывал в Афганистане (фото: из архива Сергея Козлова)

Тогда я встал у парапета в полный рост и три раза выстрелил из снайперской винтовки в сторону огневой точки. Винтовка оказалась пристреляна, а в прекрасную оптику я видел, откуда шла стрельба. Пока стрелял, в голове крутились слова отца: «Не бойся свиста пуль. Свою не услышишь». Патроны в магазине закончились, но и стрельба прекратилась. Возможно, я поразил пулеметчика, а может быть, в генштабе разобрались. В результате этого обстрела получил ранение наш замполит Сатаров, и еще задело солдат.

ВЗГЛЯД: Эта винтовка еще вам пригодилась?

Р-Х. Турсункулов: Перед вылетом в Союз весь личный и офицерский состав был подвергнут тщательному личному досмотру и все, что было припрятано в личных вещах, обмотано вокруг тел, изъято. Правда, офицерам не пришлось раздеваться. Как позже объяснил Маруф Байхомбаев, главной задачей при этом досмотре было не допустить провоза в Союз оружия и боеприпасов, взрывчатых веществ и гранат. Тогда у меня и изъяли снайперскую винтовку. Позже узнал, что ее подарили одному из руководителей КГБ СССР. По молодости было жалко трофея. Но что бы я с ней делал в Союзе? В лучшем случае у меня бы ее тоже просто изъяли, а в худшем – привлекли к уголовной ответственности.

ВЗГЛЯД: Каким образом отряд вывозили в Союз?

Р-Х. Турсункулов: Самолетами. Всю технику и коллективное оружие мы оставили в Кабуле. Домой летели только со своим личным оружием. До сих пор помню, о чем думал во время перелета на Родину.

Я сидел у иллюминатора, а в голове свербила одна мысль, от которой хотелось просто спрятаться, как в детстве, под одеялом. Как потом выяснилось, эта мысль не оставляла не только меня. После того, что мы сделали, мы боялись, что от нас избавятся где-нибудь над горами.

ВЗГЛЯД: То есть вы думали, что по пути домой вас могут ликвидировать как свидетелей и участников этой спецоперации?

Р-Х. Турсункулов: Да. Кто-то скажет, что это бред. Но, как бы то ни было, мысли такие были.

ВЗГЛЯД: Как вас встретила Родина?

Р-Х. Турсункулов: Прибыв в расположение отряда в Чирчике, жизнь отряда стала возвращаться в обычное русло. Не стану врать, что с возвращением в Союз в отряде царила, как и прежде, железная дисциплина. Понятное дело, что после таких испытаний люди ждут к себе особого расположения и признания их заслуг. А вместо этого нас замучили требованиями соблюдения военной тайны. За несоблюдение этого требования нам грозили всевозможными карами и страшными наказаниями. И вообще советовали нам все забыть и никогда не вспоминать. Офицеры написали отчеты о своих действиях в ходе штурма, отразив их сильные и слабые стороны, а также описав действия своих подчиненных в ходе выполнения боевой задачи. Отчеты мы сдали в штаб и больше их не видели.

ВЗГЛЯД: Как в итоге вас наградили за эту уникальную операцию?

Р-Х. Турсункулов: В феврале по большому секрету узнал о том, что готовятся наградные документы на участников операции и что мне светит Звезда Героя. Мне было сказано, что не менее десяти человек должны быть представлены к этому высокому званию. Кстати, спустя несколько лет узнал от Дроздова Юрия Ивановича, что он ходатайствовал о присвоении звания Героя десяти наиболее отличившимся солдатам и офицерам «мусульманского батальона». В марте о награждении уже говорили открыто. Все гадали, как это будет, чем наградят и, вообще, наградят ли?

В один из апрельских дней нам приказали привести свой внешний вид и внешний вид наших солдат в идеальное состояние, а в расположении батальона навести небывалый порядок. Снова заработал телеграф сплетен, началось шушукание и обстановка достигла предела нервозности.

Наконец наступил долгожданный день. Отряд собрали в клубе части. Кто-то что-то говорил, все было очень празднично и торжественно. Нам объявили, что полковнику Колеснику В.В. присвоено высокое звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина. После этого по очереди стали вызывать к трибуне офицеров, награжденных орденом Ленина, для вручения награды.

Вдруг я услышал свою фамилию. Дальше все, как во сне. Подошел, представился. Мне что-то сказали, вручили орденскую книжку и коробочку с орденом Ленина. Пожал руку, повернулся в зал и отчеканил: «Служу Советскому Союзу!». И ничего не понимая, пошел и сел на свое место. Из зала слышались радостные крики, громкие аплодисменты, а мне по-прежнему не верилось в реальность произошедшего. Хотелось поскорее открыть коробочку и потрогать орден.

По поводу награждения в части были накрыты шикарные столы и организовано празднование и обмывание наград. Мне же хотелось поскорее приехать к отцу, домой. Спасибо комбригу, полковнику Овчарову, он дал команду отвезти меня на его уазике домой, в Ташкент.

ВЗГЛЯД: Как встретили дома? Мама, отец?

Р-Х. Турсункулов: Перед выездом, я из штаба позвонил отцу и предупредил, что еду домой. Он спросил: «Тебя наградили?». И когда я ответил «Да!», то услышал, как отец заплакал. Позже я узнал, что отец по каким-то своим каналам выяснил, что мне должны присвоить звание Героя. Вот вам и соблюдение секретности! В связи с этим отец собрал всех своих друзей-фронтовиков, среди которых было два Героя Советского Союза. Одним из них был Яков Соломонович, наш сосед по этажу.

ВЗГЛЯД: Вам устроили торжественную встречу?

Р-Х. Турсункулов: Да, когда я подъехал к дому, возле него уже было много соседей, школьные друзья, да и просто люди из соседних домов, которые прослышали, как тогда они называли меня, о «Герое». Когда мы подъехали, водитель выбежал из машины, открыл дверь для меня, и, вытянувшись по стойке смирно, отдал мне честь, когда я вышел. Мои родители, братья и сестренки, все были внизу. Отец с мамой поднесли мне наш узбекский праздничный хлеб, который я надкусил при отъезде. Я шел к подъезду, опустив глаза. Отец ждал сына со Звездой Героя, а у меня только орден Ленина…

В нашей большой пятикомнатной квартире большой зал был полон людьми, грудь которых украшали правительственные награды. На почетном месте стояло четыре стула. В центре сели мы с папой, а по краям друзья отца – Герои Советского Союза. Стол ломился от еды. Как я потом узнал, постарался отец и его друзья. Я видел, что глаза гостей ищут на моей груди Звезду Героя, но там был лишь орден Ленина.

Яков Соломонович все понял и громко крикнул: «Сыну Толика, Герою Рустаму наше троекратное ура!». Фронтовики громко поддержали это приветствие и выпили по стакану. Яков Соломонович снова крикнул: «Толик, тащи свою чашу! Будем обмывать, как положено!».

ВЗГЛЯД: Как это происходило?

Р-Х. Турсункулов: Папа взял с подоконника большую пивную кружку из хрусталя, которую он привез из Германии. Дядя Яша наполнил ее водкой, сорвал с меня орден и опустил в кружку, а потом пригубил сам и пустил по кругу. Опытные фронтовики отпивали из кружки глоток и передавали следующему. Увидев, как кружка медленно возвращается ко мне, я с ужасом вспомнил, что еще ничего не ел, да и не пил спиртного вообще. А от воспоминаний об алюминиевой кружке, выпитой перед штурмом, у меня все внутри стало гореть. Дядя Яша протянул мне кружку и сказал: «Сынок, орден надо взять зубами, выпив кружку до дна!». Взяв в руки кружку, с огорчением замечаю, что отпили совсем немного. А вокруг уже раздается: «Пей до дна! Пей до дна!».

Как выпил, ума не приложу. Но выпил и, опрокинув кружку с остатками водки в рот, достал зубами орден.